Вступив в командование, Яков Александрович полностью объехал весь фронт, начиная от берегов Эгейского моря вблизи Струмы, и до албанского города Валлоны на Адриатическом море, проходя через озеро Дойран — Монастырь — Охриду. Проведя тщательную рекогносцировку на местности и изучив оперативные сводки, Слащёв пришёл к выводу, что наступление войск фронта на Монастырь, предлагаемое генералом д’Эсперэ, будет малоэффективным и, скорее всего, даже гибельным для атакующих войск союзников. Зная, что это направление очень удобно для наступления, Франк значительно укрепил это направление, и наступающим пришлось бы преодолевать хорошо организованную многоэшелонированную оборону и, что не менее важно, сражаться с наиболее боеспособным австрийским корпусом. На такой прорыв у Слащёва не было ни сил, ни средств.
Генерал также отверг предложение бригадного генерала Стронга, настаивающего на высадке морского десанта на албанское побережье в обход неприятельских позиций. Австрийский флот, полностью изолированный в Адриатическом море, выставленными минными полями в Отронском заливе, мог в любую минуту мог выйти из своей базы в Дурлессе и, если не сорвать высадку десанта, то нанести мощными орудиями линкоров ощутимые потери союзному десанту.
По мнению самого Слащёва, наиболее перспективным для прорыва неприятельских позиций было направление вдоль долины Вардара. Это был кратчайший путь, выводящий на тыловые австрийские коммуникации, и, в случае успеха, позволял прервать сухопутное сообщение Болгарии и Австрийской империи. Главным серьёзным препятствием для осуществления этого плана была труднопроходимая горная местность всего центрального участка Балканского фронта, а особенно, в районе намечаемого прорыва. Правда, в этом был и большой плюс, поскольку, надеясь на непроходимость местности для больших масс войск и техники, болгары держали здесь минимальное количество своих войск, более опасаясь удара противника со стороны Монастыря и озера Дойран.
Это Слащёв установил с большой долей достоверности, детально изучив долину Вардар с помощью авиа- и сухопутной разведок. Именно здесь, в районе Ветреник-Доброполе-Скол,
он планировал нанести главный удар сербскими и русскими частями, предоставив возможность франко-греческим войскам расширить зону прорыва фланговыми ударами и одновременно прикрыть наступающие части от возможных контрударов противника. Остальные англо-греческие войска должны будут нанести отвлекающий удар между озером Дойран и рекой Вардар.
Предлагаемый план был неординарным и рискованным, но Слащёв хотел гораздо большего, чем освобождение южной Сербии. Генерал мыслил гораздо шире и замахивался на стратегическое изменение положения всего Балканского театра военных действий, вплоть до полной капитуляции Болгарии, и открытия союзным силам всего южного фланга Центральных держав. Не имея численного преимущества перед противником, столь масштабные изменения могли произойти только лишь благодаря ранней капитуляции болгарской армии, ради чего и был приглашен Радко-Дмитриев.
Популярный национальный герой двух Балканских войн, завершивший полное освобождение болгарского народа от османского ига и объединивший две части Болгарии в одно единое государство, как никто лучше, соответствовал потаённым замыслам Слащёва. Вот уже второй месяц генерал вел тайные переговоры с офицерами болгарских частей с помощью ночных парламентёров с той стороны.
Все эти действия носили сугубо секретный характер и были тайной не только для противника, но и для западных союзников. Слащёв не хотел раньше времени раскрывать свои карты.
Этой ночью со стороны противника перебежал унтер-офицер болгарских войск Цветан Раков, и Слащёв хотел получить самые последние сведения из стана врага. Радко-Дмитриев быстро переводил слова унтер-офицера, но Слащёву и так был понятен общий смысл того, что торопливо говорил перебежчик.
— Каково настроение среди солдат твоего полка? Довольны ли они своей службой и верят ли в скорую победу?-
— Шутить изволите, господин генерал, о какой победе Вы говорите? Турков побили, немцев бьют, австрийцев бьют. Солдаты, чуть ли не открыто, проклинают царя Фердинанда за его союз с кайзером, заключенный против воли нашего народа. Вам ли это не знать, господин генерал, — льстиво молвил Раков Дмитриеву, но тот только нахмурил брови и унтер моментально подобрался, испугавшись возможного гнева генерала.
— Что же вы не выступите против царя, раз так он вам сильно не люб? Винтовки у вас есть, патроны тоже, так поверните штыки назад и вперед на Софию. Ну, что молчишь?-
Унтер испуганно облизал разом пересохшие губы и затравленно переводил испуганный взгляд с одного генерала на другого, не зная, что им ответить. Застигнутый врасплох подобным вопросом Дмитриева, унтер всем своим видом показывал, что в подобных дебрях высокой политики он никогда не хаживал.
— Много ли немцев в вашем полку? — перевел разговор Слащёв в более привычное для унтера русло общения.
— Мало, мало, господин генерал, — с радостью ответил тот, ощутив свою возможность быть полезным для столь высоких господ, — в начале года они были в каждом батальоне, роте и даже во взводах, а когда вы их летом даванули, всех как метёлкой вычистило. Осталось несколько офицеров в дивизиях, да в нашем полку майор Фогель задержался, только боюсь ненадолго.-
— Это почему?-
— Уж очень на него злые наши солдаты. Он приказал засечь до смерти двоих солдат за кражу продуктов с полкового склада. Фогель настоял на своем приказе, хотя полковник Богумилов был против этого.-