Обстановка на фронте продолжала ухудшаться из-за стремительного приближения русских к Варшаве и Ивангороду. В тот день русские взяли Холм и Замостье, оставляя великому полководцу всё меньше и меньше возможностей совершить «чудо на Висле», как сказал в кругу офицеров неугомонный Гофман.
«Берта» направилась к русскому аэродрому в Красной Рудне рано утром, когда солнце ещё только, только показалось из-за горизонта. Место базирования ненавистных самолетов, было определено с помощью разведки, обнаружившей его после недели энергичных поисков, стоивших германским военно-воздушным силам трёх сбитых аэропланов.
Как всегда весь расчет строился на внезапности в утренние часы. Лемке с огромным удовольствием забросал бы своими бомбами этот аэродром ночью, но экипаж ещё не мог хорошо ориентироваться на незнакомой местности, а Людендорф требовал оглушительного успеха, а не простой демонстрации действий.
Дирижабль сопровождало 15 «Фоккеров», которые должны были надежно прикрыть бока «Берты» от любых действий русских в этом вылете. Привыкший к хорошим ориентирам Европы экипаж дирижабля с большим трудом ориентировался на огромном пространстве российской империи, выйдя к переднему краю фронта с большой задержкой во времени.
Над аэродромом русских истребители сопровождения быстро разделились на две группы. Одна группа, набрав высоту стала барражировать над аэродромом, прикрыв цеппелин от возможных атак истребителей, другая группа продолжила прикрывать его с флангов во время бомбометания. Первой неожиданностью для немецких летчиков было наличие на аэродроме маскировки, которая серьёзно затруднила действия дирижабля. Рассчитав приблизительное расположение самолетов врага, Лемке вывел свою «Берту» на боевой курс. Лично встав у штурвала, он методично зависал над выбранными участками лётного поля, куда штурман немедленно высыпал содержимое гигантских бомбовых отсеков.
Прямые попадания сброшенных бомб на стоянки русских самолетов, подтвердило правильность курса, выбранного Лемке. Поднятые в воздух вместе с клубами взрывов останки уничтоженных самолетов были самой лучшей наградой для экипажа за всё время напряжённого полета.
Лемке с радостью отмечал, как растерянно забегали по лётному полю аэродрома жалкие человеческие фигурки. Командир «Берты» с усмешкой наблюдал за проснувшимися русскими пилотами, напрасно пытавшимися спасти свои машины, такой возможности Лемке им давать не собирался. Капитан уже понял принцип размещения вражеских самолетов и уверенно направлял свой дирижабль к новой цели.
Сброс, маленький черный клубок дыма, — и вот уже третий бомбардировщик, принесший столько мучений фельдмаршалу, разнесён в щепки. Однако, вместе с этой радостью, Лемке был вынужден отметить хорошую работу зенитчиков русского аэродрома. Вот уже несколько раз тугие пулеметные очереди хлестко ударили по бокам цеппелина, пробивая его обшивку.
От подобного звука лицо Лемке каждый раз перекашивало, но он уверенно продолжал бой.
— Что же, господа, пришла, и ваша пора вслед за вашими союзниками удивиться неуязвимости нашего дирижабля, — громко прокричал командир, сбрасывая новую порцию бомб.
— Есть! — радостно отреагировал Лемке, спустя несколько секунд, отчётливо различив в цейсовской оптике прицела, обломки очередного уничтоженного им самолёта.
— Курс 160,- приказал он второму пилоту, заметив, что лётное поле закончилось стеной леса и дирижаблю предстояло развернуться, чтобы продолжить свою результативную работу. По данным разведки на этом аэродроме базировалась эскадрилья тяжёлых бомбардировщиков численностью 10–12 машин, четыре из которых Лемке уже уничтожил, а также по две эскадрильи истребителей и разведчиков такой же численности.
Снова застучали пули зенитных пулемётов, но командира «Берты» это не сильно беспокоило, его кабина была защищена от пуль специальной броней, а гелия дирижаблю вполне хватит. Главное — выполнение задания, а через линию фронта он наверняка сумеет перелететь. Цеппелин уже неотвратимо выходил на недобитые им русские бомбардировщики, когда сквозь строй немецких бипланов и трипланов, охранявших «Берту», прорвался одиночный русский истребитель, сумевший, каким-то непостижимым образом, взлететь с дымящегося аэродрома. Проходя вдоль дирижабля, он выпустил длинную очередь из своего пулемета, что вызвало на губах Лемке саркастическую улыбку.
— Давай, давай, — снисходительно хмыкнул он, — многие до тебя это пробовали, а мы пока уничтожим ваше осиное гнездо.-
Пилоты дирижабля уже вывели его на новую цель, когда этот неугомонный русский вновь возник перед кабиной. К огромному разочарованию Лемке, его не сбили немецкие пулемётчики, расположенные на верхней палубе цеппелина, и не уничтожили самолеты прикрытия. Подобно мелкой, но больно кусающейся блохе, неизвестный русский пилот выходил для новой атаки на творение доктора Тотенкопфа.
Капитан даже оторвал взгляд от прицела, глядя как стремительно бросился в атаку этот русский идиот. Лемке отчётливо видел, как выпущенная сверху пулемётная очередь пробила сначала крыло самолета, а затем и его хвост. Аэроплан сильно качнуло, и капитан ещё успел злорадно подумать:- Ну, наконец-то, отлетался! — как электрическим током пробило всё его тело от осознания того, на что решился его противник.
Убедившись, что пули не причиняют особого вреда новейшему германскому дирижаблю, ради спасения своих товарищей на земле и в пылу боевого азарта русский пилот пошёл на таран огромной махины. Время мгновенно растянулось на огромное количество миллисекунд, за которые Лемке отчётливо успел разглядеть голову в чёрном лётном шлеме с выпуклыми очками на глазах, белый шёлковый шарф на шее и застывший в полу-усмешке, полу-улыбке рот летчика, презирающего смерть.